Сегодня

Добавить в избранное

УНИВЕРСАЛЬНЫЙ УЧЕБНИК
 
Главная| Контакты | Заказать | Рефераты

Предыдущий | Оглавление | Следующий

§ 3. Сомнения и повороты в постколониальный период: от кодификаций до «возврата к истокам»

А. Кодификации

Б. Пласты африканского права

Раздел 3. Сопротивление правовой аккультурации в Черной Африке

§ 1. Политическая организация

 

Процесс кодификации принял в Черной Африке широкий размах с самого начала существования независимых государств: это увлечение объясняется совпадением различных факторов. Однако не все новые государства полагались на кодексы для обеспечения своего развития и иногда предпочитали им подлинную правовую

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 202

политику, которая проявляла гораздо больше уважения к духу традиционного права. В настоящее время обилие правовых категорий на континенте отражает богатую и сложную историю африканского права. Мы посвятим два параграфа изучению этих проблем и рассмотрим сначала круг вопросов, связанных с кодификациями, а затем познакомимся с новой иерархической системой источников права.

А. Кодификации

Технику кодификаций применяли во многих случаях: она соответствует определенной фазе эволюции общества и политической власти, и здесь история нам дает много примеров. В Африке процесс кодификаций обусловливался целым рядом факторов, и не везде этот процесс проходил одинаково.

Дух кодексов. По мнению социолога П. Бурдье, значение, придаваемое форме, является характерной чертой всех кодификаций[1]. Кодификация – это операция символического упорядочивания, которая выпадает чаще всего на долю высшей государственной бюрократии. Совершенно верно, что немалая доля авторитета кодекса держится не только на содержании его положений, но и на том простом факте, что он именуется кодексом. С идеей кодексу ассоциируются и следующие представления: кодифицированное право ясно, коммуникабельно, упорядочено, рационально. Эти представления, однако, часто бывают далеки от действительности: даже в настоящее время так ли уж легки кодексы в чтении для африканца, да и для европейца? В действительности эти оправдания частично ограничиваются следующим фактором: кодекс получает свой реальный авторитет от государственной политической власти, которая его учреждает, более того, она его усиливает, придавая ему различные формы[2]. Сравнительный анализ стилей правовых кодексов и предписаний монотеистических религий, без сомнения, позволит обнаружить много общего между этими двумя способами изложения мысли.

Что такое кодификация? Не инструмент ли волеизлияния государства, претендующего на господство? Анализ, проведенный историком права Ж. Годме[3], склоняют нас к этой мысли. Изучение

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 203

различных кодификационных движений, имевших место до наших дней во всем мире, показывает, что они связаны с установлением нового социального порядка, с введением нового единообразного права, чаще всего государственного, с увеличением мощи государства, которое намерено открыто демонстрировать свой суверенитет в законодательном плане и ставит целью соединить воедино все народы или различные социальные группы, находящиеся под его властью. Таким образом, кодификация есть явление в основном политическое и ни в коем случае не свидетельствует о прогрессе в человеческом сознании, как это утверждают ее сторонники. Правда, надо признать, что в большинстве случаев она более «рациональна», чем те обычаи, на смену которым она пришла. Фактически же это не столько прогресс рациональности, сколько утверждение новой логики, новых форм подчинения. Впрочем, несколько примеров, взятых из истории, свидетельствуют о том, что кодификация не обязательно должна согласовываться с цивилизацией.

В Древнем Китае относительно кодификаций было много недомолвок[4]. Школа легистов (законников), благосклонно относившаяся к разработке авторитарного государственного закона, получила признание только к тому моменту (III в. до н. э.), когда начался процесс централизации феодальных государств, составлявших Китай, и когда праву начали придавать единообразие на смену ли, своду правил приличия, которые различались в зависимости от их применения в рамках семьи, рода или общественной жизни, пришел фа, т.е. господство закона, которое должно было быть закодифицированный. До установления республиканского режима в 1912 г. ли всегда одерживал верх над фа. Но новый режим, сильно подверженный влиянию Запада, начал кодификацию гражданского права, которое население не применяло. С приходом коммунистического режима имела место новая интерпретация старого различия междули и фа: в основу нового ли легли мысли Мао и решения КПК, и ему следовали все искренние коммунисты; новый

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 204

же фа, представляющий собой строгие уголовные предписания, должен был применяться к контрреволюционерам и иностранцам. В период пребывания Мао у власти ни о каких кодификациях не было и речи. Новые китайские кодексы созданы всего лишь несколько лет назад, а происхождение свое они ведут от контрреформ, которые последовали после смерти Мао.

Некоторые исламские страны тоже прибегли к кодификации, но их кодексы соблюдают должное уважение к традиционным правилам фикха, который заключает в себе основные принципы ислама. Несмотря на крайне сдержанный характер новшеств, привнесенных этими кодексами, известно, что в настоящее время против них выступают радикальные приверженцы ислама.

Со времен Юстиниана[5] больше всего доверия к кодификациям и компиляциям продемонстрировал Запад. Один из разработчиков французского Гражданского кодекса 1804 г., Порталис, говорил с пафосом: «Само по себе существование единообразного гражданского кодекса подтверждает и гарантирует постоянный возврат к миру внутри государства. Пусть наши враги трепещут, видя более тридцати миллионов французов, некогда разобщенных различными предрассудками и разными обычаями, пошедших на жертвы, чтобы объединиться под одними и теми же законами»[6].

В настоящее время, как считают П. Дешекс и ряд других авторов, в Европе отмечаются признаки падения доверия к кодификациям: в некоторых делах имеет место управление традиционными отраслями права (урбанизм зависит одновременно от административного, гражданского, уголовного и налогового права; разви-

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 205

тие экономической жизни и появление предпринимательского права внесли кое-что и в положения торгового кодекса). Мы еще увидим, что Черная Африка от энтузиазма перешла к более осторожному отношению к кодификациям[7].

Приход кодификаций в эпоху государственного строительства в Африке. С победой национально-освободительных движений новые африканские государства стали отдавать предпочтение решению двух проблем – экономическому развитию и национальному единству. В надежде решить эти проблемы государства довольно часто прибегали к кодификациям.

Для сторонников «права развития» традиционное право казалось мало приспособленным для обеспечения экономического развития западного типа. Ему вменялись в вину дух магии и ре.лигиозности, незнание элементарных понятий, необходимых для развития рыночной экономики (договорные формы, столь необходимые для нее, в этих странах отсутствовали). Что касается семейных отношений, то слишком обширные семьи, практика выкупов, полигамия – все эти социальные институты мешали экономической концентрации и социальной подвижности.

Особой критике подвергалось земельное право: ему, в частности, вменялось в вину то, что оно способствует недостаточной интенсивности эксплуатации земельных угодий. Африканские законодатели начали проводить в жизнь земельные реформы[8], направленные на то, чтобы изъять у землевладельцев как можно больше площадей и передать их под контроль государства. Однако очень часто эти реформы наталкивались на враждебное отношение крестьян, сильно привязанных к их старым традициям владения и пользования землей. Иностранные эксперты часто поддерживали эти традиции, хотя известный компаративист Р. Давид, приглашенный составить проект гражданского кодекса Эфиопской империи, был другого мнения. Он считал, что от традиционного права надо отказаться в пользу современного права и что необходимо построить новую систему, основой которой будут больше соображения экономического порядка, нежели социологические данные: кодекс должен быть задуман как политический инструмент, предназначенный для обозначения некоторых направлений в развитии

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 206

страны, а не как фольклорный сборник обычаев, которые часто будут тормозить это развитие. Эти обычаи не заслуживают никакого уважения, поскольку являются причиной очень низкого уровня, на котором застряло африканское общество; они всегда были причиной слаборазвитости, какие бы формы она ни принимала»[9]. В действительности, как справедливо замечает Э. Ле Руа[10], кодекс очень часто оказывался инструментом правовой недоразвитости, так как он то усиливал экономическое неравенство, то исключал из правовой жизни тех, кто не говорил по-французски и не имел школьного образования, что в конечном счете ставило под сомнение цели развития и национального единства.

Эти отрицательные явления так быстро проявились, что в течение десятилетия 70–80-х годов появилась новая концепция – социологический позитивизм: отныне необходимо было учитывать мнение местного населения и, в частности, его приверженность традиционному праву. Впрочем, нужно заметить, что традиционное право тем больше хулили в начале национально-освободительного движения, чем меньше его знали: попытки редактирования предпринимались в плохих условиях, у этнологов не хватало правовых знаний, а у юристов – этнологических. Теперь стало вполне естественным полагать, что новые руководители и их европейские советники ошибаются, когда судят о традиционном праве, исходя из этноцентристских предрассудков бывшего колонизатора.

Среди всех этих заблуждений есть и главная Ошибка, и состоит она в том, что путаются содержание традиционного права и его логика. В некоторых случаях суждение о том, что традиционное право не может быть приспособлено к требованиям современности, верно. Но совершенно неверно полагать, что традиционное право не способно к производству новых правовых норм; ведь всегда признавалось, что обычаи обладают гибкостью и сравнительно легкой приспособляемостью. И если многочисленные земельные реформы и кодификации давали часто неудовлетворительные результаты, то происходило это потому, что их предписания воспринимались населением как какое-то право, навязанное извне. Вместо того чтобы изменять традиционное право, лучше было бы создать такие условия, чтобы оно постепенно преобразовывалось, а не поступать с ним авторитарно, вплоть до его упразднения.

Однако удивляться тому, что реформаторы не действовали так, как надо, – это значит забывать, что кодификации означали

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 207

не только правовые реформы: они служили также и некоторым социально-экономическим интересам. Мы уже видели, что кодификация вообще способствует усилению мощи государства и социальным изменениям.

Итак, в ходе создания новых независимых государства государственное право как в сфере своего производства, так и применения находилось под контролем новых элит и испытывало сильное влияние заинтересованных групп, игравших важную роль в развитии современных секторов стран третьего мира. Большая часть населения, в особенности сельского, была чужда логике рассуждений и содержанию этого государственного права, которое испытывало сильное влияние европейских моделей. И совершенно естественно, что местные жители уклонялись от этого права и продолжали применять свое традиционное право и создавали при этом новые правовые формы, опираясь на его логику.

Отмеченные факты говорят о том, что в своей массе кодификации совсем не служили делу национального единства в том смысле, что они не выходили на унификацию права. Как отмечает один юрист из Кот д'Ивуар, Р. Дени-Сеги, конституции и тексты по судебной организации в большей части новых государств ссылались одновременно на кодификацию и на придание единообразия национальному праву[11]. Но кодификации либо делали выбор в пользу иностранного права, тем самым фактически подчеркивая разрыв между традиционным и современным правом, либо они официально закрепляли этот разрыв, делая выбор в пользу законодательства и колониальных способов разрешения внутренних конфликтов законов. Во многих случаях довольно часто и традиционное право являлось объектом недоверия.

Недоверие по отношению к традиционному праву. Новые африканские государства очень быстро утвердили принцип наследования права бывшего колонизатора[12] из опасения оказаться перед правовой пустотой, вытекающей из незнания или неприспособленности традиционного права. Однако здесь речь шла лишь о мерах консервации: в будущем новые государства должны были решить судьбу традиционного права, приобщая его к современному праву, либо исключая из официального права.

Некоторые государства, благожелательно настроенные к традиционному праву или опасавшиеся, что его упразднение повлечет за собой большие волнения, отказались от кодификации и

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 208

признали традиционное право, которое пережило эпоху колонизации. Однако же это право стояло ниже закона в иерархии источников права и находилось под контролем судей в случае вероятных конфликтов с государственным правом. В других случаях применялась политика, которая исходила из уважения к традиционному праву: отказ от старых обычаев был совсем не обязателен, а правовые новшества могли опираться на их логику. Но чаще всего традиционное право осуждалось, будь то в прозападных государствах (здесь его считали неприспособленным к рыночной экономике) или в социалистических (в этих государствах традиционное право считалось архаичным в смысле организации производства; считалось также, что оно увековечивает социальное неравенство).

Использование кодификаций против традиционного права было довольно частым явлением. Положения новых кодексов (преимущества, предоставляемые брачным союзам, стоимостная оценка земель) приводили к крупным разногласиям между старым и новым правом. Однако во многих случаях кодификационное творчество не шло дальше заявлений о намерениях. С одной стороны, редко встречались государства, которые, как Алжир и Эфиопия, осуществляли глобальные кодификации гражданского права или торгового права: в большинстве случаев (по образцу кодификации времен французской абсолютной монархии) африканские кодификации ограничивались определенным количеством положений, относящихся к какой-нибудь определенной отрасли права, а не всего права в целом, оставляя таким образом влияние традиционного права на области, не охваченные кодификацией. С другой стороны, традиционное право оказало такое сопротивление, которого не ожидали ни учредители, ни законодатели: либо фактически (большая часть населения отвернулась от современного права и продолжала жить в соответствии со своими обычаями, в частности, в том, что касается области семейного права и процедур урегулирования споров), либо юридически (законодатель, наталкиваясь на реакцию местного населения, вводил вновь традиционное право в законодательство и в кодексы, закрепляя тем самым правовой дуализм, что противоречило как первичным намерениям, так и намерениям учредителя).

Различные пласты африканского права свидетельствуют о его беспокойной истории.

Б. Пласты африканского права

Мы не собираемся описывать здесь иерархию источников права, наша цель состоит в том, чтобы указать, в какой степени различные типы права (официальное и неофициальное), существующие ныне в Африке, выполняют роль соответствующих инструментов в руках различных групп, интересы которых расходятся. Прибегая

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 209

к обобщению, разделим эти группы на тех, кто господствует, и на тех, над кем господствуют.

Право тех, над кем господствуют: от традиционного права к праву народному. К данной категории относится такое право, которым пользуется большая часть населения, чтобы бороться против ситуации господства (а иногда и эксплуатации), в которой они находятся. Это право можно разделить на четыре категории.

Традиционное право – это такое право, которое применялось местным населением в доколониальный период, включая сюда и исламское право. В послеколониальный период роль этого права постоянно оспоривается и снижается. На первой стадии, называемой стадией нейтрализации, колонизатор довольствуется взиманием налогов, организацией принудительных работ, введением системы отработок без прямого вмешательства в местные дела. Традиционное право продолжает существовать, но миграция населения, налоги, принудительные работы, обращение в другую веру, отказ от личного статуса – все это затрудняет применение традиционного права.

Обычное право появляется только лишь в колониальный период правления. Это право возникает в результате редактирования обычаев, которое, как мы это уже знаем, приводило к искажению традиционного права. Происхождение обычного права приходится – в экономическом плане – на так называемую абсорбционную фазу: зародившись вне традиционных обществ, торговые отношения поначалу развивались так, что они прямо не затрагивали социальные отношения. Появляются деньги, а вслед за ними правовой индивидуализм, требующий своего оформления в виде решений судебных органов первой или второй инстанции, где заседает местный управляющий. Он наделен исключительной компетенции в области уголовных дел и осуществляет суд в соответствии с западной типологией доказательств. Появляются новые причины споров, непредусмотренные предыдущими способами социального урегулирования или вовлекающие в процесс в результате миграций населения людей разных обычаев. Эти новшества делают необходимым изменение традиционного права, такое преобразование осуществляется путем редактирования.

Местное и народное право соответствуют третьей фазе экономического развития, называемой фазой разложения традиционного экономического уклада, которая началась перед самым концом колониального периода и продолжается до наших дней. Экономика государств становится полностью зависимой от мирового рынка, становятся все более четко выраженными денежные отношения и индивидуализм. В социальном плане мы видим распад структур, который должен привести общество к новым формам экономической жизни.

Старые господствующие группы растворяются в новых или передают дела приходящим им на смену новым группам.

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 210

Местное право представляет собой одну из правовых форм данного перехода. Так же, как и обычное право, оно представляет собой разновидность перевоплощения традиционного права в более активный период аккультурации. Вместе с Э. Ле Руа можем дать ему следующее определение: это правовая система, возникающая при росте влияния государства и его административного аппарата, способы образования и узаконивания которой главным образом определяются государством, в то время как методы ее функционирования предоставлены в большей или меньшей степени на усмотрение местных властей, имея в виду перспективу настоящей административной децентрализации. Оригинальность местного права состоит в том, что это право по своему духу государственное и вполне соответствует воле государства – осуществлять контроль за местным населением. Но в отличие от процессов, ведущих к этой же цели путем искажения традиционного права, местное право зиждется на восстановлении экзогенных правовых категорий в свете местных правовых категорий.

Таким образом, местное право не лишено некой двусмысленности: оно предстает одновременно как право тех, над кем господствуют – в той мере, в какой оно связано с их прямым вмешательством в него для его приспособления для их нужд, – и как право господствующих, влияние которых оно либо усиливает, либо поддерживает в старых пределах. Например, Бенин и Сенегал хорошо знакомы с этими явлениями местного права; как правило, в качестве подготовительной инстанции здесь выступает юридическое лицо публичного права, вводимое в иерархическую систему государственных учреждений и наделенное специальной судебной компетенцией. Так, например, в Сенегале в 1972 г. сельская община была признана юридическим лицом публичного права, имеющим финансовую независимость и управляющимся советом, выносящим, в основном, решения по правам пользования с условием обязательного последующего контроля со стороны органов надзора. Земельное споры, как правило, решаются очень гибко, здесь часто прибегают к примирению, порицанию, свидетельским доказательствам; такие решения очень близки к традиционному мышлению. Но в то же время сельские советы – это органы продвижения новой сельской буржуазии, являвшейся составной частью капиталистического экономического порядка.

Народное право образует довольно широкую категорию прав, содержание которой еще мало известно ввиду неофициального характера этих прав. Трудно различимое, это право представляет собой, однако, реально действующее подобие права в большей мере, нежели право государственное (подобное право существует в наших западных обществах). Итак, можно сказать, что народное право формируется вне государственных органов, причем как в

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 211

городе, так и в деревне. Это право отличается от традиционного права и в этом смысле является новшеством.

Право тех, кто господствует: государственное право. Тот, кто господствует, применяет государственное право, которое можно разделить на две категории: право гражданское и право неогосударственное (неоэтатистское).

Гражданское право вписывается в логику гражданского кодекса, будь то натурализация законодательства старого колонизатора либо изменение законодательства по некоторым позициям.

Неоэтатистское право. Э. Ле Руа считает, что это право в буквальном смысле слова обращается к правовой модели, на которой основана теория континентального европейского права: унитаризм, как сведение многообразия к единообразию, будь то на уровне института, концепции или личности. Итак, глава государства является одновременно главной исполнительной власти, партия часто одна, повсеместно исключен федерализм, право кодифицировано и ему придано единообразие. Главным результатом этой неоэтатист-ской концепции права – в государствах, избравших путь либерального (Кот д'Ивуар, Габон) или социалистического (Буркина Фасо) развития, – стало учреждение монополии государства над профсоюзами, партиями, школой, земельным хозяйством и т.д.

Цивилистские и неоэтатистские формы права главным образом принадлежат тем, кто господствует, но в известных случаях они могут обратиться и против них в зависимости от того, насколько они могут быть освоены местным или народным правом. Ибо вообще-то как в наших обществах, так и в обществах третьего мира каждый правовой слой используется действующими общественными лицами попеременно, а выбор осуществляется в пользу того способа, который дает больше выгоды при меньших затратах – с учетом знаний, которыми обладают действующие лица. Крестьянин, не важно откуда – из Кот д'Ивуара или Пикардии, мог бы тоже похвалиться некоторыми правами, которые дает ему государственное право, но ведь оно пытается при этом обойти его в чем-нибудь другом. Такое отношение есть одна из многочисленных форм, которую может принимать сопротивление, оказываемое правовой аккультурации.

Раздел 3. Сопротивление правовой аккультурации в Черной Африке

Изучая материал, который изложен далее, мы с вами придем к констатации того факта, что традиционное право обладает силой, в частности, в тех основных областях, где его новое появление проявляется с очень большой мощью; это касается политической организации и особенно отношений в сфере частного права.

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 212

§ 1. Политическая организация

Конституционные тексты, принятые во времена образования молодых независимых государств и предназначенные для организации публичной власти, были скалькированы с европейских моделей, зиждящихся на ссылке на абстрактную целостность – Государство, а в странах, имитирующих западные демократии, – на разделение властей и на правило большинства. Между тем, как замечает М. Аллио1, эти принципы не соответствуют опыту традиционных обществ, где власть связана с личным авторитетом того, кто управляет, и где консенсус по решениям проявляет себя больше как выражение единодушного волеизъявления, а не просто как выражение мнения большинства. Известно также, что государства, представляющие собой крупные федерации (в основном это англоязычная Африка), пережили тяжелые кризисы (например, Нигерия). Некоторые федерации и вовсе не состоялись (проект Федерации Восточной Африки). Зато более мелкие государства (в основном франкоязычная Африка), которые более приспособлены благодаря своим размерам к персонализации власти, оказались более жизнеспособными. Стоит также отметить, что разделение властей было довольно часто оптическим обманом: во многих случаях глава государства концентрирует в своих руках гражданскую и военную власть, он навязывает свою волю парламенту и изымает у судебных учреждений общей юрисдикции дела государственной важности, которые он перепоручает[13] судебным учреждениям особой юрисдикции, он в большинстве случаев является генеральным секретарем единственной партии. Сам по себе феномен однопартийности может быть интерпретирован как одна из метаморфоз традиционного единодушия. В доколониальных африканских обществах решения должны были приниматься чаще всего при всеобщем единодушии, а плюрализм, унаследованный нами от афинской демократии, дает возможность каждому высказать свое мнение и подвести итог путем подсчета голосов и тем самым таит в себе серьезную опасность обострения различного рода антагонизмов[14]. Конечно, стремление к единогласию как на Западе, так и в других

Рулан Н. Юридическая антропология. – М.: Издательство НОРМА, 2000. С. 213

местах может тоже служить различным манипуляциям и покрывать множество несправедливостей; это как бы оборотная сторона медали. Но воля к спаянности, которую выражает единодушие, имеет в африканских традициях солидную основу.

Предыдущий | Оглавление | Следующий



[1] Bourdieu P. Habitus, code et codification // Actes de recherche en sciences socmles. 1986. № 64. P. 40–44.

[2] Придавать формы – это значит облечь какое-либо действие или какое-либо высказывание в такую форму, которая признана подходящей, законной, одобренной, т.е. такая форма, которой можно воспользоваться публично, при всех, это практическое волеизлияние, которое, представленное в другом виде, было бы недопустимо». – Bourdieu P. Op. cit. P. 43.

[3] Gaudemet J. La codification, ses formes et ses fins // Independence et Cooperation. 1986. № 3–4. P. 238–260.

[4] Об этом свидетельствует одно из писем осуждающего характера, датированное 536 г. до н. э. и адресованное высшим чином одному из своих подчиненных, который приказал расплавить котлы для получения металла, необходимого для составления и публикации уголовного кодекса: «Когда народ знает, что существуют кодексы, тогда он не пребывает в почтенном страхе перед своими начальниками. Люди приобретают сутяжнический дух и обращаются к букве закона в надежде, что вдруг они преуспеют в своей аргументации. Ими больше невозможно управлять ... Как только людям станут известны причины для жалоб, они отбросят все обряды и обратятся к вашим текстам. Они будут проводить время в жалобах по самым ничтожным поводам. Число процессов будет беспорядочно расти, увеличится взяточничество... Я как-то слышал, что «когда государство находится на грани падения, то в нем растет число регламента-ционных мер». Так что же, ваше поведение означает именно это?»

[5] Юстиниан (527–565 гг.) император Восточной Римской империи, поставил себе целью реставрировать империю во всех областях. С помощью комиссии юристов он собрал в несколько компиляций старое римское право и дал ему законную силу. Стиль некоторых отрывков из предисловия к его Дигестам очень напоминает язык самих кодексов: «Пусть старое и запутанное право, которое соблюдалось в течение примерно тысячи четырехсот лет и которое мы сделали более ясным, будет собрано в этих пятидесяти томах, как под защитой крепостной стены, за которой уже ничего нет... И пусть во всех частях этого кодекса не будет никаких противоречий, и пусть в нем господствует гармония и логика, которые исключали бы любое порицание... И чтобы никто среди юристов, как сегодня так и завтра, не добавлял бы никаких комментариев к этим законам. Мы запрещаем давать другие интерпретации этих законов, которые не могут быть ничем иным, как извращением.. Тот, кто это сделает, будет повинен во лжи, а их произведения будут преданы огню. И если, как уже было сказано, появится какая-то двусмысленность, об этом должно быть доложено судьями на высшем совете Империи, и августейший Властитель, который только один имеет право издавать законы и давать толкования им, прояснит этот вопрос». (Praefatio. 1, § 5, 8; 2, § 21).

[6] Portalis. Discours, rapports et travaux inedits sur le Code civil. Paris, 1844. P. 302.

[7] Decheix P. Le Congres de Louisiane // Independence et Cooperation. 1986. №3–4. P. 211.

[8] Необходимо различать аграрные реформы, предусматривающие осуществление социальной справедливости путем перераспределения земель, изъятых из крупных поместий (современная Северная Америка), от реформ агропоместных, цель которых – обеспечить развитие путем перестройки правовых систем владения и использования земель (в качестве примера может служить Черная Африка, где земли очень редко присваивались).

[9] David R. La refonte du Code civil dans les Etats africains // Annales africaines. 1962. № 1. P. 161.

[10] Le Roy E L'experience juridique autochtone de Г Afnque Noire // Domination ou partage? Paris, 1980. P. 114.

[11] См.. Degm-Segui R.Codification et uniformisation du droit // Encyclopedic juridique de 1'Afrique. T. 1. Dakar, 1982. P. 458.

[12] О кодификации постколониального периода и о разном отношении законодателей к традиционным правам см.: Degni-Segui R. Op. cit; Co-пас G. La vie du droit en Afroque // Dinamique et finahtes des droits afri-cains. Paris, 1980.

[13] Alliot М. V Afrique et le Droit // La Table Ronde. 1967. № 231. P. 5– 18; Kamto M. Pouvoir et droit en Afrique Noire. Paris, 1987.

[14] Противоречия требуют применения различных «вымыслов», чтобы не допустить распада политической целостности: так, например, во Франции, когда какой-нибудь политический лидер избирается президентом республики, то он становится президентом для всех французов, и это после того, как это ни парадоксально, что он только что был вожаком партии, участвовавшей в избирательной кампании. В некоторых океанических обществах предпочитают действовать по-другому. Накануне дня принятия важных решений организовывались ритуальные поединки, где кончали со старыми ссорами. Так общества очищались от распрей, чтобы затем было легче прийти к единодушному решению и избежать политического столкновения.

[an error occurred while processing this directive]